[Tantrist]

Хочу поделиться со всеми отличной книгой которую совершенно случайно начал читать и проглотил за пару дней. Называется книга Шантарам.

Интервью с автором.

Грегори Дэвид Робертс. Заклание агнца на Бомбее

28 Мая 2010 | Автор текста: Сергей Стишов

[IMG]file:///C:%5CDOCUME%7E1%5C072F%7E1%5CLOCALS%7E1%5CTemp%5Cm sohtmlclip1%5C01%5Cclip_image001.jpg[/IMG]

Грегори Дэвид Робертс

© Сергей Стишов , www.rollingstone.ru

Твитнуть

Индийские трущобы, где круглые сутки продолжается борьба за выживание; практика медитации в тюрьме и рецепты побега; любовная фабула, выстроенная по законам комиксов, - RS встретился в Мумбаи с автором 1000‑страничного романа «Шантарам», австралийцем Грегори Дэвидом Робертсом

«Общался ли я с Джонни Деппом? - переспрашивает 58‑летний Грегори Дэвид Робертс. - Да, много раз. Мы познакомились на Рождество в 2004 году в Лондоне. Мы дружим семьями, я хорошо знаю Ванессу и детей. В этом году Джонни впервые приедет в Индию». Грег рассказывает об актере, который сыграет главную роль в экранизации его книги «Шантарам», перевернувшей сознание даже тех, кто не понаслышке знаком с изнанкой жизни в Индии. В прошлом фальшивомонетчик и авантюрист, Робертс сейчас является преуспевающим бизнесменом и писателем, чьи тексты вызывают дикий интерес у голливудских продюсеров, желающих развить успех «Миллионера из трущоб» Дэнни Бойла. Картина Миры Наир, в которой участвует Депп, делается под патронатом колосса WarnerBrothers, ну а писатель Робертс работает над продолжением истории о сбежавшем в Индию от властей бедовом австралийском парне, который получил прозвище Шантарам и занялся контрабандой оружия. В конце концов это занятие приводит его в Афганистан.
Мы встречаемся с автором «Шантарама» в лобби мумбайского отеля FourSeasons: Грегори подтянут, накачан, высокого роста, выглядит моложе своих лет. Длинные волосы, заплетенные сзади в косу, футболка Puma - Робертс больше похож на байкера, чем на писателя или успешного бизнесмена. Его жена, принцесса Франсуаза, - истинная аристократка, если судить по одежде и манерам. Даже заколка у нее от Chanel. С шутками-прибаутками мы поднимаемся в лифте на этаж Робертса. Вдруг двери бесшумно открываются, и к нам в кабину вваливается европеец лет пятидесяти: босой, в одних трусах, а вдобавок еще и мокрый. Еле сдерживая смех, мы смотрим друг на друга; когда попутчик выходит, кабина взрывается хохотом. На выходе Принцесса замечает: мол, некоторые европейцы считают индусов невоспитанными, а тут FourSeasons - и на тебе.
Гостиная, 27‑й этаж, окна во всю стену от пола до потолка. Перед нами Бомбей и Аравийское море, бликующее бешеным солнцем. Только что показывавший мне крыши местных достопримечательностей Грег резко спрашивает: «Ну, книгу ты, конечно, не читал?». Принцесса сверлит меня взглядом, чуть приподняв солнечные очки. «Вообще-то читал на английском три года назад, - возражаю я. - И только что перечитал на русском. А что такое?». Принцесса отворачивается и принимается готовить кофе. «Ты только третий журналист, который осилил книгу, - сообщает Робертс. - Причем одним из них был итальянский профессор-лингвист. Обычно интервьюер признается: вообще-то книгу он не читал, она очень толстая, - но, несмотря на свою занятость, он в курсе. После чего начинаются вопросы, на которые мне приходится отвечать: «Это все есть в книге!».
Атмосфера в комнате теплеет. Очков мне прибавляет еще и то, что Принцесса влюблена в Россию, учила русский язык и мечтает съездить в Санкт-Петербург.
Вечером в «Леопольде» (популярное среди иностранцев мумбайское кафе, где происходит значительная часть действия «Шантарама», - прим. RS) супруги Робертс признались мне, что ожидали увидеть на моем месте человека старой советской закалки - в заправленной в брюки рубашке, с плохим английским и, разумеется, ничего не понимающего в местных реалиях. За ужином Грег рассказал, что в середине восьмидесятых, когда проиходит действие романа, в Бомбее было много русских. Тогда пить здесь можно было только водку «Альказар»: весь прочий местный алкоголь был настоящей отравой. Магазины и бары закрывались к полуночи, и русские, чтобы раздобыть спиртное, обращались к помощи мафии, в то время как другие иностранцы покупали у банжитов чарас (местный гашиш), кокаин и героин.
На следующее утро Дэвид заказывает нам завтрак по телефону и рассказывает, почему его жена называет себя Принцессой. Сама она парижанка, но двадцать лет была замужем за принцем из румынской королевской семьи - у них есть дочь, тоже принцесса, и до сих пор прекрасные отношения. Я разглядываю огромный стол, под стеклом которого ровными рядами лежат ножи и кастеты. Когда я интересуюсь, кому в FourSeasons пришла в голову проявить себя в роли дизайнера камеры пыток, Робертс смеется и рассказывает, что это их личный номер, в котором они всегда останавливаются, приезжая в Бомбей. Он называется «Копи Шантарама», а весь дизайн создан собственноручно им и женой. «Эти ножи, - Грег достает один из клинков, - те самые, которыми я работал на улице. Не очень качественные, в основном приспособлены для одного удара (он делает замах, словно собирается ударить меня), хотя если повезет, можно нанести и второй (снова замах)».
Вечером в «Леопольде» обычно безразличные к клиентам официанты начинают виться вокруг Грега и всячески ему угождать. Когда Робертсу приносят кофе, то один официант подливает молоко, а второй в это же время размешивает ложечкой сахар. Я с удивлением смотрю на происходящее. Оказывается, Грег ежегодно выдает снующей обслуге «премию «Шантарам» - по двести долларов. Если учесть, что зарплата у официантов меньше сотни в месяц, то это серьезная прибавка к бюджету. На следующий день помощник Робертса покажет мне часовню, которую Грег построил на свои деньги, чтобы раз в неделю, по вторникам, кормить там двадцать-тридцать детей. Теперь каждый вторник туда приходят тысячи, и он кормит всех за свои деньги. Через какое-то время к нам начинают подступать люди, сначала неуверенно вглядываются, потом спрашивают: «А не вы ли автор «Шантарама»? Робертса узнают в лицо и австралийцы, и индийцы, и канадцы, и французы, и поляк-наркоман, отсидевший в индийской тюрьме за чарас и застрявший в Индии без документов. Грег со всеми беседует, подписывает книги, фотографируется и даже выдает поляку 500 рупий (десять долларов) на наркоту.
[IMG]file:///C:%5CDOCUME%7E1%5C072F%7E1%5CLOCALS%7E1%5CTemp%5Cm sohtmlclip1%5C01%5Cclip_image002.jpg[/IMG]
Где и когда вы начали писать роман?
В изоляторе. Дело было так: через месяц после сидения в одиночке я стал гораздо лучше слышать, так как там ты все время прислушиваешься к другим. В одиночке многие сходят с ума: они находят, чем можно вскрыть вены, они бьются головой о стены, ломают себе башку - только ради того, чтобы попасть в госпиталь и там увидеть других людей. Они готовы на все, чтобы попасть наружу. Чаще всего, когда тюремщики открывают камеры, чтобы отвести заключенных, например, в душ, кто-нибудь кидается в драку, а охранники загоняют его назад. У меня был такой сосед: он постоянно на них бросался, а они каждый раз лупили его до полусмерти. Однажды ночью я прокричал ему: «Слышишь меня? Это Док». (В тюрьме меня называли Доктором.) - «О, привет! Я читал про тебя в журнале. Давай, когда все это закончится, выпьем с тобой чайку?» - «Для тебя это может никогда не закончиться! Они забьют тебя до смерти, если будешь продолжать в том же духе». - «Но я ничего не могу с собой поделать: я схожу с ума, я их ненавижу! Что мне делать?» Я начал обучать его медитации, каждый вечер, после отбоя. Через неделю наших занятий еще один сосед прокричал мне, что хочет к нам присоединиться. Через месяц занималось все отделение - сорок человек, ежедневно. Мы никогда друг друга не видели, только слышали. Через какое-то время меня вызвал к себе кум: «Я не знаю, что это за индийская херня, которой ты их учишь, но не вздумай прекращать!» - «Почему?» Он назвал мне цифры: покалечило себя - ноль, попыток самоубийства - ноль, самоубийств - ноль, нападений на офицеров охраны - ноль. «Продолжай, пожалуйста, занятия. Что я могу для тебя сделать?» Я ответил цитатой из Достоевского: в тюрьме лучше провести пятнадцать лет с пером и бумагой, чем два года без них. «Хоть это и против правил, - сказал он, - но ты получишь то, что просишь». Так я начал писать.
В «Миллионере из трущоб» мафиози показаны жестокими ублюдками, выжигающими детям глаза, а в вашей книге, условно говоря, мафиози - джентльмены в белых перчатках.
В «Миллионере» показана не мафия, а голимые беспредельщики, живущие без понятий. Таких мы валили сразу, без разговоров. Старая мафия была строго структурирована и жила по своим правилам. В понятия входило и то, что нельзя трогать женщин и детей. В старые времена у мафии были обязанности. Мафия смотрела за людьми и помогала им решать споры и проблемы по справедливости. Каждый человек на районе знал, где сидит смотрящий. К смотрящему приходили люди с разными жалобами: «Торговец нас обманывает, хозяин бьет, завод не заплатил за работу», - и он разбирался во всех этих делах. А главарей нынешней мафии никто и в глаза не видел, они живут за границей, в Дубае или Пакистане.
Насколько персонажи вашей книги реальны?
Все герои придуманы мной - ведь я же писатель! Но опыт и события реальные. Я был в тюрьме, я был в Афганистане, но все герои вымышленные. Я использовал имена настоящих людей, но истории, которые происходят с ними в романе, никогда не происходили в жизни их прототипов. Например, у меня действительно был гид, который отвез меня к себе в деревню, а потом поселил в трущобах. Это все правда. Но парень в жизни был совершенно не похож на героя книги - более того, был полной его противоположностью. Мне он был симпатичен, а другим - отнюдь. Даже его семья, приглашая меня приезжать к ним в гости, просила не брать его с собой: мол, от него всегда одни неприятности. Но когда я писал книгу, мне хотелось, чтобы этот персонаж был олицетворением Индии, ее широкой улыбкой, визитной карточкой. Мне нужен был герой, которого бы полюбил читатель. Мне нужно было, чтобы читатель вместе с ним смеялся, переживал, чтобы он увидел Индию его глазами.
В вашем романе масса уровней повествования, слоев, симулякров, отсылок. Вы полагаете, что все это необходимо считывать?
Я - серьезный писатель, уровня старых мастеров. Я хочу писать как Толстой, как Достоевский. Террасы моего романа располагаются на четырнадцати символических уровнях. Первые два - это Библия и «Ад» Данте. Мораль «Шантарама» строится на опыте изгнания, а тема изгнания в романе отсылает к этим двум великим книгам. У каждой книги есть свои тотемные животные. Животные - для книги словно парфюм, тонкий флер, который помогает читателю чувствовать и сопереживать. В «Шантараме» это лошадь и медведь. В любом романе есть добродетель и есть порок. В «Шантараме» добродетелью является человечность, а пороком - гордыня. Каждый герой, идущий ко дну в этом романе, тонет из-за своей гордыни. Например, Кадерхан, вместо того чтобы взять в афганский поход практичных ослов или верблюдов и остаться в живых, берет самых лучших породистых лошадей. О разнице между гордыней и добродетелью я, собственно, и писал эту книгу. Я люблю собирать роман, как архитектор - здание. Я физически раскладываю на столе макет каждой главы, и он занимает несколько метров. Это глубокая, многослойная работа; так писали Стендаль и Флобер, так был создан «Моби Дик».
Что с вами на самом деле случилось после того, как закончилась история «Шантарама»? Ведь вас все-таки поймали?
Именно об этом я писал продолжение! Я ездил на Шри-Ланку с контрабандой золота и паспортов. Я занимался нелегальными перевозками наркотиков и денег в Европу. Я участвовал в мафиозных разборках за передел сфер влияния в Бомбее. В конце концов я все-таки порвал с мафией и обрел независимость. Да и мафия сильно изменилась: они стали заниматься похищением людей. Зачем, мол, нам вся эта волокита с золотом и документами - лучше захватим пятерых, одного убьем, а четверо заплатят как миленькие. В таких схемах я себя не видел, поэтому ушел. А спустя год моей независимости, когда я вез товар в Германию, меня замели. Я отсидел полтора года в немецкой камере, потом еще два года в одиночке, без неба и солнца, в наказание за попытку побега. А потом еще четыре года на «строгаче». В той тюрьме я боролся за экстрадицию. Я дал себе слово научиться писать и читать на немецком и написал множество петиций. Я изучил немецкие законы, сам защищал себя в суде и выиграл процесс. Потом я боролся в австралийском суде и четыре раза выходил победителем. Мне хотели дать пять лет, а я добился смягчения приговора и зачтения немецкой отсидки.